Проект правовой помощи трансгендерным людям

Приветствуем Вас. В этой статье мы обсудим следующее: Проект правовой помощи трансгендерным людям. Все вопросы можете сразу писать консультанту. Надеемся, что информация Вам пригодится

О нас

Проект правовой помощи трансгендерным людям (Transgender Legal Defense Project) – правозащитный некоммерческий проект, который разрабатывался в 2011-12 годах и был запущен осенью 2022 года.

Цель проекта – помочь трансгендерным людям в смене документов и решении сопутствующих юридических вопросов, а также способствовать внедрению гуманной, предсказуемой и простой процедуры признания гендерной идентичности в России.

Мы оказываем бесплатную правовую помощь в смене документов (фамилии, имени, отчества, указания на пол, фотографии – в любых комбинациях) трансгендерным людям из любых регионов России.
Мы помогаем со сменой свидетельств о рождении, паспортов, документов об образовании, трудовых книжек, документов о праве собственности, о воинской обязанности и т.д.

Кроме того мы оказываем консультации по семейным правам трансгендерных людей, по вопросам сохранения тайны частной жизни, а также по вопросам дискриминации транс-людей в России.

Помощь, которую мы оказываем – устные и письменные консультации, составление различных правовых документов (в том числе заявлений в суд). Также, после обсуждения перспектив дела и в зависимости от наличия юристов в конкретном регионе, мы готовы очно представлять интересы заявителей в судах, ЗАГСах и иных организациях.

Мы выпускаем информационные материалы о правах трансгендерных людей
Нами было подготовлено четыре информационных буклета по следующим темам: смена гражданского пола (на настоящий момент информация устарела), смена ФИО, внесение изменений в остальные документы (после замены свидетельства о рождении), семейные права трансгендерных людей.

В начале 2022 года нами был создан новый раздел сайта, содержащий актуальную информацию о новом порядке смены документов.

Мы также организуем просветительские мероприятия – тренинги, семинары, вебинары по вопросам смены документов, – как для юристов и адвокатов, так и для представителей трансгендерного сообщества и их близких.

С 2022 года мы также проводим мониторинг нарушений прав трансгендерных людей в России. В рамках мониторинга мы изучаем взаимодействие трансгендерных людей и российского общества, а также проблемы, с которыми транс-люди сталкиваются в нашей стране, чтобы эффективнее искать возможные пути решения этих проблем.

С результатами работы нашего проекта вы можете подробнее ознакомиться по ССЫЛКЕ.

Команда нашего проекта – это профессиональные юристы из нескольких российских регионов, а также паралигалы – трансгендерные активистки и активисты, которые обладают начальными юридическими знаниями. Все юристы и паралигалы имеют опыт работы с трансгендерными людьми по вопросам смены документов и прошли соответствующие тренинги.

Кроме того, у нас есть контакты с юристами в других странах, поэтому если Вам нужна правовая помощь в связи со сменой документов, но Вы не имеете российского гражданства – напишите нам, и мы постараемся связать Вас со специалистом из Вашей страны.

Использование материалов разрешается с указанием ссылки на ресурс.

Website made by: Klimova Oksana

«Выход нового законопроекта стал для меня последней каплей»

Пакет законопроектов с поправками в семейное законодательство, внесенный на прошлой неделе в Государственную Думу группой сенаторов во главе с Еленой Мизулиной, вызвал огромный общественный резонанс. Несмотря на то что авторы поправок назвали инициативу мерой по «сохранению традиционных ценностей», законопроект получил славу антисемейного. В частности, критики указывают на то, что после поправок будет легче изъять детей у политически активных россиян (например, если родителей задержали во время митинга), а дети, подвергающиеся насилию в семье, напротив, не смогут получить поддержку до вступления в силу соответствующего решения суда. Однако одной из главных мер, предложенных сенаторами, стал запрет трансгендерным россиянам на юридическую смену пола, браки и усыновление детей — несмотря на статью 19 Конституции России, в которой государство гарантирует равенство прав и свобод россиян независимо от пола, расы, национальности и других обстоятельств. По приблизительным подсчетам, в стране около 800 тысяч трансгендерных людей. «Лента.ру» поговорила с ними о том, как они относятся к закону и почему для них он может стать последней каплей.

Никита, 24 года, Санкт-Петербург:

О том, что я мальчик, я начал говорить в шесть лет. Сколько себя помню, я всегда чувствовал себя мальчиком, играл в пацанские игры, носил пацанскую одежду. От мальчиков по внешности меня было не отличить. Более-менее разумное объяснение того, что со мной происходит, пришло ко мне лет в 16. Когда я попытался поговорить об этом с бабушкой (мама умерла раньше), был вопль. Она кричала, что во всем виноват интернет, что я лесбиянка, как так!

Задумываться о серьезном переходе я начал в 18 лет. Я тогда пришел в ЛГБТ-организацию в своем городе, и мне там объяснили, как это все происходит, с чего начать. В тот момент я переходил из колледжа искусств, где была достаточно толерантная атмосфера, в другой, с очень нетолерантным отношением, где учили на автослесарей и поваров. У них был шок, когда первого сентября я встал, отозвавшись на старое [женское] имя. В общежитии меня обзывали, пытались травить, обоссали мне куртку. Это реальность, в которой я жил.

Я пытался объяснять, что я такой же, как они. В какой-то момент они поняли, что унижать и бить меня не стоит, потому что за меня вступалась даже нетолерантная администрация, — я хорошо учился и активно участвовал в различных мероприятиях: мог провести какие-то концерты, ездил на конференции по географии и истории, участвовал в военно-исторических реконструкциях — нас там было десять человек, девять мальчиков и я. Меня брали туда на свой страх и риск. Еще были игры «Надежда Отечества», где меня пытались поставить командиром отряда, но когда мы приехали на место проведения — отстранили, так как паспортное имя не совпадало с внешностью.

В 20 лет, в последний год обучения в колледже, мне удалось поменять документы. На защите диплома у нас должен был присутствовать посторонний человек, и было очень неприятно, что он увидел документ, который предоставляет комиссия, с моим мертвым именем и новым, по паспорту. Я долго пытался объяснить руководству колледжа, что не надо меня называть моим старым именем: во-первых, это неприятно, во-вторых, это раскрытие тайны. Но над этим насмехались. Замдиректора по учебно-воспитательной работе при посторонних уточнял, какие трусы я ношу и писаю ли стоя.

Бабушке я старался не говорить об этом до последнего из-за ее возраста. Как-то я позвонил и сказал: я еду менять документы, и мы приедем с девушкой — моей будущей женой. Она ответила, что если мне так лучше, то что же. Спустя три года бабушка, запинаясь, стала называть меня новым именем. Она никому не рассказывает об этом в своем окружении, так как поселок маленький и при посторонних ей приходится называть меня мертвым именем. Но она меня приняла.

Долгое время меня отговаривали от гормонотерапии, я решился на нее два с половиной года назад. Нужно было пройти комиссию, чтобы это было решение по согласованию с врачами. Однако когда я делал военный билет, чтобы устроиться официально на работу, меня направили в психоневрологический диспансер (ПНД), потому что военкомат не устроило заключение частной комиссии [о трансгендерности]. Я провел в ПНД две недели. Когда я поступал, медсестра меня спросила, что у меня между ног на гормонах выросло и как мы с женой «это» делаем. В одном помещении нас было 30 мужчин. Как-то ночью у одного пациента случился рецидив, и он всадил в себя нож. В этот момент двое других стали обсуждать, в кого следующего они воткнут нож и как это лучше сделать. У меня был постоянный страх. Неделю я не мог снять утяжку [груди], хотя ее можно носить не больше восьми часов в день, так как у меня нет верхней операции (мастэктомии — хирургической операции по удалению молочных желез — прим. «Ленты.ру») — я мог во сне раскрыться, и меня, грубо говоря, могли спалить. Безопасность в таком случае мне никто не мог гарантировать — на ночной смене были только маленькая санитарка и пожилая медсестра.

В 2022 году приняли закон о новой справке [о трансгендерности], благодаря которой можно было получить новые документы без суда. До того это решалось только по суду и зависело от мнения судьи, насколько ты совпадаешь с новым гендерным маркером. После получения документов мы с девушкой подали документы в загс, и она везде по возможности ходила со мной. Я говорил: это моя жена, — и сложностей было уже меньше.

Я был растерян и зол [когда узнал про законопроект Мизулиной]. В очередной раз мне пытаются указать, что я не такой и что у меня прав меньше, чем у других. Нас пытаются сделать людьми второго сорта. Брак дает юридические гарантии: супруг или супруга могут посещать больницу, врачей вместе. Моя жена могла со мной спокойно зайти в какой-то кабинет и спокойно участвовать в обсуждении. Без брака не всегда можно договориться, что любимый человек будет присутствовать. Что касается усыновления, я планирую в будущем усыновить ребенка, и я понимаю, что этот закон лишает меня такой возможности.

Могут возникнуть проблемы и с устройством на работу: в более-менее крупных компаниях обычно проводят проверку личности, и сотрудники безопасности нередко — выходцы из правоохранительных органов, которые не очень толерантно относятся к ЛГБТ-сообществу. Вероятность, что будут браковать, выше, учитывая, что трансчеловеку в принципе трудно найти работу: либо документы не соответствуют, либо внешность.

Егор Гор, 44 года, Санкт-Петербург:

Гор — мой псевдоним. Я не сильно закрытый, но самая большая стигма — со стороны коллег-психологов. Несмотря на то что они должны быть самыми толерантными, они могут быть самыми стигматизирующими.

Я работаю психологом и волонтером в нескольких организациях, у меня есть маленькая инициативная группа в Санкт-Петербурге, которая занимается психологической помощью трансгендерным людям. В России около 800 тысяч транслюдей. Это приблизительные данные — статистика не ведется, потому что государству проще закрыть глаза на тех, кому нужна помощь.

Транслюди — это большая часть моих клиентов. По статистике, в транссообществе около 90 процентов людей с суицидальными наклонностями — так работает стигма, дискриминация и невидимость. Но после внесенного законопроекта количество обращений, связанных с напряжением и суицидальными мыслями, увеличилось. Несколько моих знакомых транслюдей — это многодетные семьи, у которых трое и четверо детей, — боятся, что детей изымут из их семьи и запретят им существовать.

С друзьями, на удивление, все прошло замечательно. У меня огромный круг друзей, и из этого большого круга отвернулся от меня только один человек. Остальные были со мной, хоть и им тоже было тяжело, потому что у нас в обществе, даже в суперпрогрессивной молодежной среде, с этим сложно. Но в итоге они меня приняли. У одного моего очень консервативного товарища была целая личная драма, он сказал, что не сможет со мной общаться, полгода любые взаимодействия между нами были максимально неловкими, но он пережил это, максимально вырос внутри и сказал, что принимает меня, потому что я хороший человек.

Сейчас я только начинаю свой транспереход. Уже была у эндокринолога, если все выйдет с работой — начну гормонотерапию. Смена документов будет следующей ступенью. Но по-честному надо сначала пройти комиссию. В России с этим сложно, потому что нужны деньги, около 50 тысяч рублей. Бесплатные комиссии проблемные, кроме того, для трансперсоны очень критично ждать несколько лет, когда тебе разрешат принимать гормоны, поэтому я начинаю с обратной стороны, но не самостоятельно — советуюсь с врачами.

На улице мне приходится скрываться. Я хожу в мужской одежде, в мужском виде, поэтому ко мне не сильно придираются. Но если у меня есть возможность выйти так, как я себя чувствую, у меня могут быть проблемы. Мне относительно повезло с внешностью: я выгляжу не феминно и не маскулинно, но мне не очень повезло с голосом. Некоторые особо пристальные люди, если у них есть сомнения в моей гендерной идентичности, могут идти за мной два-три квартала, всматриваться, чтобы потом вслед крикнуть то, что они обо мне думают.

К счастью, до насилия не доходило. Самая плохая ситуация произошла в Москве в парке Горького, когда небольшая компания гопников начала снимать меня на телефон, докапываться, задавать провокационные вопросы. Я просто игнорировала их, и они отстали через двести метров.

Сейчас я только прихожу в себя, восстанавливаю свою когнитивную функцию с помощью таблеток от депрессии, чувствую, что уже помню какие-то вещи, раньше у меня память была отключена совершенно — депрессия вызвана именно дисфорией и неприятием, внутренней и внешней трансфобией. Сейчас относительно прошлого я себя чувствую отлично и уже в этом состоянии планирую переход. Я очень жалею об упущенных годах, какие-то вещи не вернуть, сформированные телесные конституции уже есть, и с ними приходится работать, их не переделать. Для многих трансперсон это проблема, взрослые тридцатилетние люди плачут из-за того, что не могут прожить детство в своем гендере.

При этом достаточно сложно найти трансфрендли-психотерапевта. В России есть организации, которые этим занимаются, с их помощью я нашла своего. Но если искать самостоятельно — это просто опасно, человеку могут нанести еще одну травму. Со мной такая история произошла в военкомате. Я знала, что косить по болезням, отмазкам — не мой вариант, у меня был повод абсолютно нормальный и честный. Но меня отправили на неделю в больницу. Заведующая больницей была агрессивна и называла меня мерзостью. Персонал больницы тоже был агрессивно настроен, хотя они сами не проявляли агрессии. И такие ситуации происходят не только в военкомате: если трансперсона обращается в районный ПНД или к школьному психологу, очень повезет, если психолог будет адекватен.

Я уже давно пытаюсь устроиться на работу в качестве SMM-менеджера и стараюсь искать либо вакансии для новичков, либо такие, где не требуются документы, и это важно в том числе из-за моего гендерного маркера. Мои социальные сети от женского имени, а в паспорте у меня другое. И все работодатели, узнав о том, кто я, обрывают общение, даже если доходит до собеседования. Им просто неприятно — и кто-то озвучивает это в неформальном диалоге.

Многие элементарно негативно относятся ко мне в комментариях в интернете. У меня на странице написано, кто я, и когда я что-то комментирую на стене какого-нибудь сообщества, я под своим обычным ником.

Люди, которые раньше, допустим, соглашались со мной в споре или дискуссии сообщением выше, тоже меняют точку зрения: раз ты такой человек, то мы будем против твоей позиции.

Готовящийся законопроект — чудовищный, противоречащий Конституции и базовым правам человека. Я не понимаю, почему люди одобряют его на уровне законотворчества. Это абсурдно! Он может повлиять на меня самым прямым способом — я не смогу поменять гендерный маркер в документах. Даже если паспорт можно будет менять на основании диагноза, то в свидетельстве о рождении остается пол, приписанный при рождении. В прекрасной России будущего, где все хорошо, это ни на что не влияет. Но в стране, где мы живем сейчас, меня, например, просто выгонят с работы, если в документах не совпадет гендерный маркер. Я знаю людей, которые уже сталкивались с подобными проблемами: если не будет возможности скрыть приписанный гендер, то не будет возможности нормально взаимодействовать с документами, и окажется под вопросом официальное трудоустройство. Все накроется большим слоем проблем.

Дмитрий, 42 года, Москва

Я имею двойной статус — интерсекс и трансперсона. Я носитель генетической патологии андрогенно-эстрогеновых рецепторов. С самого детства я болел, но так как в стране 20-30 лет назад генетика была не развита, никто не мог установить причину заболевания. Только относительно недавно, лет семь-десять назад, консилиум врачей из совершенно разных организаций установил причину. Можно сказать, что я принадлежу к двум группам сразу, потому что генотип у меня XX, а мутация андрогенно-эстрогеновых рецепторов идет по мужскому типу. Это очень сложный момент, даже врачам, которые не специализируются на эндокринологии и генетике, бывает тяжело все объяснить. Тем не менее медики на то и медики, что они оперируют совершенно другими понятиями. Как ни странно, в медицинских учреждениях и институтах, куда меня направляли и куда я сам ходил для выяснения и уточнения нюансов, я ни разу не сталкивался с непониманием.